Хочу рассказать о проблемах семьи и путях их развития с точки зрения директора кризисного центра. К нам в приют попадают не только москвички, но и женщины всех регионов России, постсоветских республик и даже из других стран. К сожалению, объединяет их одно – в большинстве случаев — это домашнее насилие, то самое явление, в дискуссиях о котором мы участвуем все пять лет нашего существования.
Начать нужно с того, что многие критики нашей работы вообще не хотят выделять насилие в семье в отдельную категорию преступлений, считая, что избиение от прохожего ничем не отличается от таких же травм от руки супруга, родителя, и, все чаще, увы, от собственного повзрослевшего ребенка.
Между тем простой здравый смысл говорит нам о ненормальности любых насильственных отношений между членами семьи. Если от уличного насильника нас защитит полиция, крепкие стены и двери собственного жилья, то от домашнего насилия не защитит никто. В рамках существующего законодательства государство в лице полиции может вмешаться лишь в случаях смерти или тяжелых увечий пострадавших от насилия.
Прошедшая недавно декриминализация домашнего насилия привела к резкому росту преступлений, что вынужден был признать министр внутренних дел и уполномоченные по правам человека. Однако, это всего лишь внешние проблемы, те, которые на поверхности. Увидеть насилие, как системный сбой современной семьи, разрушающий ее и калечащий всех его членов, может христианский взгляд на вещи. Любовь и страх не способны уживаться вместе. Гарантией любви является взаимная свобода, уважение и доверие.
Даже не касаясь демографических потерь, угроз самому существованию института семьи в современном мире, мы можем увидеть необходимость анализа возникновения насилия в семье.
Почему двое вступивших в брак людей, ожидавших от него любви, счастья и взаимной заботы, оказываются в ролях насильника и его жертвы?
Первое, что отличает домашнее насилие от семейного конфликта – это баланс власти в семье. Если в ситуации конфликта действуют два равных партнера, одинаково влияющих на развитие событий, и между ними отсутствует страх и контроль, есть равновесие власти, то домашнее насилие предполагает постепенно развивающийся дисбаланс, где в руках мужа сосредоточены власть и контроль.
При том, что от насилия могут страдать и мужчины, экономическая ситуация рано или поздно ставит жену в зависимое состояние – беременность, декретный отпуск, рождение детей делают ее удобным объектом для манипуляций и насилия, как бы это ужасно ни звучало. 94% обратившихся за помощью в наш центр были именно зависимы жилищно, материально и имели одного или нескольких детей. Каким бы прекрасным не был человек, власть это тяжелейшее испытание, которое проходят не все мужчины. Начинается все с психологического насилия, ревности. Затем может последовать изоляция – запрет на учебу, работу, репродуктивное насилие. Женщина постепенно теряет связи с родителями и подругами, все ее социальное окружение – это муж и дети. Уже на этом этапе надо задуматься, случайно ли это, ведь именно социальное окружение необходимо для поддержки в случае, если нужна помощь или совет. Потом возникает экономическое насилие, так как женщина в декретном отпуске, деньги вынуждена просить у мужа, причем несколько лет подряд. К моменту, когда начинается физическое насилие, женщине уже некуда идти, ведь отношения со всеми уже испорчены и отсутствует всякая возможность поддержки.
Почему же женщины не уходят?
Можно рассмотреть по отдельности каждую из причин. Сначала те факторы, что против ухода, и их, как правило, значительно больше. Не будем забывать, что портрет воображаемого насильника не выглядит отталкивающе на первый взгляд. Это, как правило, не опустившийся алкоголик асоциального вида, а вполне приличный и успешный мужчина, который особенно тщательно заботится о внешнем имидже. Он, обычно, хороший коллега, закадычный друг, и с виду неплохой отец; здоровается с соседями в подъезде и вообще тщательно поддерживает образ идеального мужа. Но в паре с ним есть еще и второе лицо – это человек, намеренно лишающий сна неделями (поговорить всю ночь об отношениях), истово следящий за чистотой (демонстративное протирание носовым платком плинтуса), жуткий ревнивец («Зачем ты разговаривала с водопроводчиком?»), контролирующий каждый шаг (10-20 звонков и сообщений в день), критикующий и обесценивающий поведение и внешность, профессиональные достижения («ребенок опять плакал, ты ужасная мать», «немедленно сними эти джинсы, ты похожа на чучело»).
За каждой придиркой следует наказание – манипулятивное молчание, отмена ожидаемого праздника, уход, хлопанье дверями, крики и оскорбления, лишение денег, затем уже битье посуды или швыряние предметов в стену, пощечины, толчки, вымещение злобы на домашних животных. Еще есть такие «забавы» — посадить семью в машину, разогнаться до двухсот километров в час и наслаждаться паническим страхом жены и детей. Конечно, на этом этапе многие женщины начинают осознавать ненормальность происходящего и пытаются поговорить с мужем, отвести его к семейному психологу, пригрозить уходом. Тем более, что с детства женщинам внушают, что именно они отвечают за семейный климат, и из чудовища должен получиться сказочный принц, если очень постараться.
Не будем забывать, что в цикле насилия три стадии – за скандалом в начале отношений обязательно следует примирение, «сахарное шоу», подарки, клятвы, и женщина им действительно верит. Ведь был же «повод», и если его не будет, то все будет прекрасно, надо только найти ту самую кнопку, чтобы «починить» взаимоотношения и вернуть назад того человека, каким он был или казался раньше.
Когда сама идея наказания уже не кажется дикой и воля женщины сломлена, начинаются более серьезные действия, с настоящими побоями и тиранией. Насильники преимущественно бьют по голове, так как степень тяжести побоев сложно определить, не проведя подробного медицинского освидетельствования. Вообще, подавляющее большинство женщин не знает, как правильно снять побои, врач обычно старается максимально быстро сделать это, не указать размер и расположение гематом и ран, а на внутренние травмы вообще может не обратить внимания. Были в нашей практике и случаи, когда женщины были убиты или искалечены.
Все, что я здесь перечисляю, увы, это не описание кадров из голливудского триллера, это реальность сотен тысяч семей.
И когда мы отрицаем эту реальность или перекладываем вину за происходящее на женщину, мы должны понимать, что загоняем проблему внутрь, вместо четкого правила – в насилии виноват только насильник. Если говорят, что «она сама довела», то представляют мужчину каким-то полностью безвольным, лишенным самоконтроля человеком, который импульсивно совершает поступки и совершенно, получается, недееспособен! Но ведь у него наверняка есть права, он служил в армии, возможно, есть охотничье оружие или он, что нередко в нашей практике, сотрудник полиции. Как же совместить это с его низкой сопротивляемостью «провокациям»? Очень просто – до тех пор, пока общество будет продолжать винить в насилии жертву, такое поведение не будет общественно порицаемым, и будет продолжаться. Безнаказанность еще усугубляет и то, что за все время нашей работы удалось привлечь к серьезной ответственности лишь единичных насильников, обычно это небольшие штрафы. Одного семейного насильника посадили на полтора года, но когда через два месяца его выпустили по амнистии, он сразу сообщил жене, что едет ей мстить.
В наш центр за помощью обращаются преимущественно после нескольких лет подобного поведения, когда женщина осознает происходящее, окончательно хоронит надежду на будущее семьи и находит в себе силы на первую попытку (обычно их, по мировой статистике, в среднем семь). Период медового месяца уже обычно исчезает из цикла насилия, остается лишь чередующиеся акты насилия/нарастания напряжения. Уход женщины — вообще самое опасное время, по статистике большинство убийств происходит именно во время или после попытки ухода.
Как же общество объясняет себе пребывание женщины под одной крышей с насильником?
Попытки рационализации обычно представляют эти отношения созависимыми. Например, у жен алкогольно зависимых баланс власти и контроля, хотя бы иллюзорно на стороне женщины. Есть иллюзия героического «подвига» спасения семьи, поддержка окружающих, и это можно расценить как «вторичную выгоду» нахождения в таких отношениях. В случае же домашнего насилия баланс власти и контроля полностью на стороне мужчины, и для выживания женщина (я намеренно не употребляю слово «жертва») включает компенсаторные механизмы. Каждый откат в прошлое («медовый месяц») дает мощнейший стимул продолжить попытки спасения семьи, когда со стороны они уже очевидно бессмысленны. При нарастании дисбаланса отношения жены к мужу уже больше походят на описываемые стокгольмским синдромом, а тактика простого выживания напоминает падение в колодец, не имеющий выхода. На этом этапе концепция «вторичных выгод» мне кажется абсолютно неприменимой, поскольку их отсутствие очевидно. Здесь максимально сложно оказать помощь, так как воля бывает сломлена, и вмешаться могут только помогающие специалисты, друзья, соседи, коллеги. Часты случаи вмешательства органов опеки, когда подросшие в такой обстановке дети, не вынеся нагрузки, ломаются.
К нам привезли как-то женщину после попытки суицида старшей дочери. Двенадцатилетняя девочка вышла в окно, правда, осталась жива, и только это заставило государство вмешаться. Мама девочки же состояла практически из одного страха – безнаказанность мужа-насильника, который не хотел уйти, привела к этой трагедии
Дети-подростки, выросшие в таких семьях, очень травмированы. Они предпринимали попытки убежать из дома, уйти в лес, причинить себе вред (вырывать себе волосы, селфхарм и прочие формы аутоагрессии)Именно поэтому и нужно остановить этот круг насилия – чтобы выросшие дети не стали воплощать родительские сценарии в своей жизни.
В моей практике были случаи, когда насилие процветало в абсолютно воцерковленных семьях, мужья при этом могли быть священниками, алтарниками и просто усердными прихожанами. В их картине мира насилие сочеталось с верой. Например, один мужчина, которого все считали ревностным прихожанином, нанес жене побои, закончившиеся сотрясением мозга, между чтением вечернего молитвенного правила и чтением главы из евангелия. Не знаю, чем кончилась та история, женщина сказала, что «священник их помирил». Поэтому миссия церкви здесь очевидна – как священник, так и прихожане, друзья должны уметь распознать такие отношения и максимально тактично попытаться предложить помощь. Например, устроить женщину в приют, где ей окажут профессиональную помощь и, в то же время, не пытаться снять ответственность с насильника и переложить ее на тех, кого он обещал любить, беречь и защищать от опасности, не ожидая, что главной опасностью в их жизни станет именно он сам.